Как вовремя догадался Никанор на него наступить!
«Скорая» прибыла на диво быстро, и все же Александр с Виталием ее опередили. Не на шутку встревоженные кураторы выскочили из машины, кинулись к Вдовину.
— Кого?
— Вон… ее… — Никанор Матвеевич указал робкими глазами на толпу у скамейки.
Виталий сходил посмотрел. Вернулся задумчивый.
— Жива хоть? — угрюмо спросил его Александр.
— Да шевелится вроде, — процедил тот. Закурил, обернулся к Вдовину: — Как все вышло-то?
— За электричество не так заплатил… — покаялся бледный Никанор.
— Как не так?
— По счетчику. Надо было семь цифр считать, а я — шесть. А она набросилась, раскричалась… Я испугался… А он… — И Вдовин вновь взглянул с упреком на блуждающий в вышине беспилотник.
Александр тихонько выругался. Виталий хмыкнул.
— Весело… — оценил он случившееся. — Слушайте, Никанор Матвеевич, я понимаю, вы, конечно, человек с тонкой нервной организацией, но… все-таки старайтесь держать себя в руках. А ну как в следующий раз участкового испугаетесь!
— Вот черт! — сдавленно сказал Александр. — Этак он нам вместо криминалитета всех официальных лиц перещелкает…
— Можно подумать, велика разница! — съязвил Виталий.
К тому времени во двор въехала «Скорая» — и молодые люди, прервав разговор, двинулись ей навстречу.
— И что теперь?.. — дрогнувшим голосом окликнул их Вдовин. Стерженек он по-прежнему судорожно сжимал в кулаке.
— Постараемся уладить, — бросил через плечо Александр. — А может, и само уладится…
Уладилось само. Списали на сердечную недостаточность.
А Виталий, кстати, как в воду глядел: следующим утром раздался звонок в дверь, и на пороге Вдовина возник юноша в одеждах правозащитного цвета. Крупные заячьи зубы юноши были обнажены в старательной приветственной улыбке.
— Здравствуйте, Никанор Матвеевич, — сказал он, преданно уставясь на владельца квартиры. — А я ваш новый участковый… Вот знакомлюсь с жильцами… Это моя обязанность… Служебный долг, так сказать…
Испугаться его было невозможно в принципе, да и, кроме того, охранная система, по словам Александра, предназначалась исключительно для уличных разборок и в замкнутом помещении просто бы не сработала. Даже если беспилотник примет сигнал бедствия, стерженьком стенку не прошьешь.
Непривычный к куртуазности властей Вдовин впустил служителя закона в дом, усадил в кресло.
— Какие-нибудь претензии, пожелания… — стрепетом осведомился тот.
Застигнутый врасплох Никанор Матвеевич наморщил лоб, помычал, но так ничего и не придумал.
— Н-нет, спасибо… Все замечательно…
Улыбка пошла на убыль.
— Ну а вот… утром вчера…
— Вы… про Калерию Павловну?
— Да не обращайте вы на нее внимания! — с жаром взмолился юный блюститель порядка. — Вздорная баба, что спросишь! Выйдет из больницы — обязательно примем меры…
— Да нет… зачем же… — окончательно сбитый с толку, пробормотал Никанор Матвеевич. — Я не в обиде… Тем более сердечная недостаточность у нее…
— Ну, хорошо… — малость успокоившись, продолжил гость. — А вот, скажем, Корявый… и вся эта его шатия… Не беспокоят? Я имею в виду: в последнее время…
— А кто это Корявый?
Участковый недоверчиво посмотрел на Вдовина.
— Фанат, — пояснил он. — Футбольный фанат…
И тот вспомнил. Действительно, месяца полтора назад на подходе к дому его остановили какие-то полуголые личности в шарфах. Ущерба здоровью, правда, не причинили, однако заставили крикнуть «“Ротор” — чемпион!», причем несколько раз, пока не достиг должной громкости.
— Нет… Нет-нет… Не беспокоят…
— Если что — обращайтесь… Хоть ночью, хоть днем! Тут же примем меры… Часики у вас стильные, — подобострастно добавил он, кивнув на браслет.
Проводив гостя и замкнув за ним дверь, Никанор Матвеевич задумался. При всей своей наивности он ясно видел, что визит нанесен неспроста. Обычно участковые ведут себя не так. Да и этот прощальный намек насчет часиков… Одно из двух: либо юный страж закона сам догадался о чем-то, либо какие-то распоряжения поступили свыше.
Случись кому в те дни посетить недавно открывшийся супермаркет и повнимательнее приглядеться к молчаливым служителям в зеленых жилетах, он бы наверняка заметил с удивлением, что лица у всех слегка надменные, а то и оскорбленные. Униженное достоинство сквозило в каждом жесте тружеников торговли.
Дело в том, что в городе грянули сокращения, а поскольку высокий процент безработицы причинял властям душевную боль, уволенных распихивали куда попало. Вот и довелось некоторым бывшим клеркам напялить зеленую робу с клеймом на спине и ламинированной картонкой напротив сердца.
Числился среди них и некий Никанор Матвеевич Вдовин.
Пастырь добрый, он расхаживал вдоль ряда касс и, найдя заблудшую тележку для покупок, возвращал ее в общее стадо. Произведя соитие хромированных конструкций воедино, катил получившуюся вереницу ко входу в торговый зал, причем следует заметить, что глаза Никанора Матвеевича, не в пример прочим, явно содержали при этом какую-то вполне конкретную мысль, а не просто скорбь. Вот уже второй день подряд.
Вчера он получил аванс за участие в проекте, и оказался этот аванс вдвое больше его нынешней зарплаты. Возник вполне естественный соблазн послать все к чертовой матери и настрочить заявление по собственному желанию. Слава богу, хватило ума сообразить, что проект не вечен: испытают систему, поблагодарят — и снова ищи работу…